Лев Вершинин

Балканские шоу

С тех пор, как Союзная Республика Югославия – под прямым нажимом (а можно сказать и шантажом) Евросоюза - прекратила свое существование, уступив место новому государственному образованию с невнятным названием «Сербия и Черногория», прошло всего три недели. Но уже сейчас можно смело утверждать, что последняя точка в печальной повести о последней европейской империи еще далеко не поставлена.

Комедия ошибок

Многие эксперты соглашаются, что провозглашение сообщества «Сербия и Черногория» - шаг весьма позитивный, однако и в Белграде, и в Подгорице считать цыплят предлагают по осени. То есть через три года, когда, согласно временной Хартии Содружества, сербам и черногорцам предстоит выйти на референдум и решить, как все-таки жить дальше: вместе или порознь.

За три года – срок немалый - можно и подготовить окончательный разрыв, и укрепить связи между республиками. Увы, слишком уж расплывчаты формулировки в документах, слишком полярны интересы Подгорицы и Белграда, слишком двусмысленна позиция ЕС – «повивальной бабки» новорожденного балканского уродца, и потому мало кто из серьезных аналитиков верит, что разбитая чаша будет склеена.

Хотя формально «Сербия и Черногория» вроде бы единое государство, с общими парламентом, правительством, президентом, судом и даже армией, однако структура общих органов и порядок принятия решений таковы, что любая из республик может в любой момент парализовать деятельность конфедеративных органов власти. При этом никаких механизмов, позволяющих «разрулить» вероятные кризисы, не предусмотрено, а соотношение сил во властных элитах (на мнение народа в таких случаях внимания не обращают) обоих субъектов конфедерации тоже складывается далеко не в пользу сторонников единства.

Сербию уже больше года лихорадит междоусобица премьера Зорана Джинджича и Воислава Коштуницы, бывшего главы Югославии, который ухитрился, трижды победив на выборах, так и не стать президентом Сербии из-за недостаточной явки избирателей. Власти в стране нет. И не намечается, поскольку и.о. президента, спикер парламента Наташа Митич, вопреки конституции, решила назначить новые выборы лишь после принятия нового Основного Закона, что само по себе не просто, ибо сторонники Джинджича выступают за парламентскую модель, а приверженцы Коштуницы – за президентскую. И самое грустное, что именно Коштуница, ныне оттесненный от реальной власти, – главный поборник единства страны среди тех, кто именует себя демократами. Джинджич же, зная мнение избирателей, не позволяет себе открыто выступать за развод, но ни для кого не секрет, что ради власти сей демократ готов поступиться чем угодно.

Что до Черногории, то там в итоге парламентских выборов 20 октября 2002 года коалиция сторонников разделения стала правящей, что позволило её лидеру Мило Джукановичу, отбывшему два «президентских» срока, пересесть в кресло премьера, выдвинув в наследники бывшего главу правительства Филипа Вуяновича. Правда, рокировка уже дважды срывалась – и 22 декабря, и 9 февраля выборы президента Черногории были признаны несостоявшимися, поскольку партии, выступавшие за сохранение федерации, их бойкотировали. Но, в отличие от Сербии, черногорские сепаратисты, контролируя правительство и парламент, могут нестесненно продолжить свою деятельность, парализуя работу конфедеративных учреждений и фактически укрепляя самостоятельность республики, тем паче, что первым президентом «СиЧ» должен стать Светозар Марович, верный соратник Джукановича.

Марионетки

Нет сомнений – и Джинджич, и тем паче Джуканович, репутация которого изрядно «подмочена» подозрениями в причастности к контрабанде и махинациями на выборах, давно могли бы, сговорившись, обрести вожделенную независимость, но не сложилось главное – мнение в верхах. Брюссельские «еврократы», ранее сделавшие все для развала Югославии на как можно более мелкие осколки, внезапно дали задний ход, здраво, хотя и с изрядным запозданием рассудив, что реакция недовольных сербов и черногорцев может оказаться непрогнозируемо жесткой, а любое обострение ситуации спровоцирует – по принципу домино – новую вспышку вооруженных конфликтов не только в Черногории, но и в озверевшей от унижений Сербии, и в едва-едва затихшей Боснии и Герцеговине.

Именно поэтому ЕС повелел сохранить видимость единства, в то же время санкционировав введение двух отдельных, не зависящих друг от друга экономических систем, с собственными валютами, таможнями и налогами. Надо ли говорить, что это не просто лишает новообразование материальной основы, но и прямо противоречит целям европейской интеграции? Зато таким образом убиты сразу три зайца: сербы еще раз поставлены на место, небезопасный и несвоевременный передел политической карты Балкан отсрочен, а ЕС сохранил возможность эффективно и с выгодой для себя корректировать ход событий, используя Подгорицу против Белграда и наоборот. Короче говоря, разделил и властвует – в полном соответствии с доктриной Макиавелли. Так что вопрос – каким быть и быть ли вообще единому сербско-черногорскому государству – мягко говоря, неактуален.

Оно и понятно. Даже в эпоху Милошевича, когда курс западных держав был более или менее последовательным, хотя и явно односторонним, принципы урегулирования многогранного югославского кризиса менялись в угоду тактике, а выработка стратегии подменялась заведомо временными, ситуативными решениями. Определенные успехи такая линия приносила, но каждый худо-бедно притушенный конфликт неизбежно таил в себе зачатки следующего, решение же принципиальных проблем откладывалось на будущее. И вот будущее сделалось настоящим, Единой Европе стало не до Балкан, американцы, кажется, охотнее всего вообще забыли бы о существовании вредного полуострова, а сами южные славяне, весьма желающие стать наконец стопроцентными европейцами, все так же, совершенно по-азиатски, точат ятаганы друг на дружку.

Картина печальна. «Мягкое подбрюшье Европы» формально разделено на несколько сметанных на живую нитку псевдогосударств (Босния и Герцеговина, Косово, Сербия и Черногория и с недавних пор, увы, Македония). Потребность в глобальном решении очевидна, но столь же очевидна и явная неготовность к выработке такого решения – при том, что букет имеющихся проектов невероятно пестр, от вариаций на тему взаимного трансфера до узаконения нынешнего состояния, при котором фактические протектораты ЕС интегрируются в Евросоюз такими, как есть.

Уникальность ситуации, однако, заключается в том, что хотя практически любой приказ кукловодов будет принят марионетками к исполнению, Европа, скорее всего, вновь откажется от окончательного решения, предпочтя решать мелкие вопросы, ставя во главу угла не геополитическую стратегию, а собственные потребности. Такой прагматизм позволяет в каждом конкретном случае действовать по обстановке, то вознаграждая лояльность местных элит, то удовлетворяя требования самой активной и напористой из конфликтующих сторон и тем самым сохраняя в регионе видимость стабильности - не важно, какой ценой и за чей счет.

Массовка

Отдадим должное режиссерам балканского трагифарса: умело манипулируя кнутом и пряником, они взяли на содержание наиболее выдающихся солистов, выкинули из труппы самых упрямых сукиных детей и, толково расставив декорации, сумели придать не шибко привлекательному провинциальному театрику более или менее пристойный вид. Но при этом совершенно забыли о массовке, и потому говорить о наступлении «эры стабильности» вряд ли стоит.

В этой связи весьма показательны итоги выборов, прокатившихся по полуострову осенью минувшего года.

В Боснии и Герцеговине среди сербов, хорватов и босняков-«мусульман», к немалому удивлению чиновников из Брюсселя, наиболее массовую поддержку получили, как и прежде, три националистические партии, в свое время развязавшие кровавую междоусобицу. Правда, коалициям из мелких партий, созданных специально на такой случай, удалось, как и ранее, не допустить их к власти, но вердикт, вынесенный избирателями, однозначно свидетельствует: вынужденное сосуществование в искусственно созданном квази-государстве тяготит статистов, подавляющее большинство мечтает о реванше (и на президентских выборах в Сербии около трети голосов набрал реваншист Воислав Шешель, причем обитатели национально неоднородных регионов проголосовали за него почти единогласно, и 90% албанцев Македонии проголосовало за партию бывших боевиков, которая хоть и клянется ныне в верности идеям примирения и согласия, но даже пьяному ежику ясно, что черного кобеля не отмоешь добела).

А в Косове, судьба которого была и остается ключевым пунктом, определяющим будущее региона, албанское население неотступно требует независимости, и хотя еще остающиеся там сербы - около 70.000 человек при 230.000 беженцев в Сербии - отвечают на это бойкотом краевых органов власти, их протесты остаются гласом вопиющего в пустыне. Правда, очередная попытка косоваров поставить вопрос о независимости в связи с упразднением СРЮ была 7 февраля отвергнута Совбезом ООН, подтвердившим, что статус Косова «может быть рассмотрен лишь после утверждения там демократических институтов власти, готовых вести реальную борьбу с мафиозно-криминальными структурами, уважать права национальных меньшинств и содействовать возвращению беженцев». Но мало кто сомневается в том, что даже и без соблюдения этих условий край рано или поздно станет независимым. Даже Белград негласно смирился с таким исходом, сосредоточившись на обустройстве беженцев и защите немногих пока еще сербских анклавов, а свой формальный суверенитет над Косовом, подтвержденный СБ ООН, понемногу превращает в выгодный козырь для размена на переговорах.

Безусловно, было бы справедливо, если бы Евросоюз, много лет отечески покровительствовавший албанцам, согласился бы теперь так же позаботиться и о сербах. Или, на худой конец, о хорватах. Но в том-то и парадокс, что, уже фактически согласившись на независимость Косова, западные протекторы Боснии и Герцеговины одновременно выламывают руки властям Республики Сербской и хорватской части Герцеговины, добиваясь от них прямо противоположного – отказа от весьма куцей автономии в пользу центральной (читай, мусульманской) власти. Тем самым очерчиваются приоритеты «новой европейской политики» - поиск решений по линии наименьшего сопротивления при явно двойных стандартах.

Естественно, при полном соблюдении политеса. Как шестьдесят с лишним лет назад, в Мюнхене. Вот только вместо устаревшего «Хайль Гитлер!» в перспективе слышится раскатистое «Аллах акбар!».

Опубликовано в газете "Вести"

< < К списку статей < < > > К следующей статье > >