Лев Вершинин

Остров сурка

Острова бывают известные и не очень. Скажем, Мальта славна мальтийским крестом. Сицилия — мафией и «сицилианской защитой», Сардиния, как минимум, сардинами. Корсика же как была глухим захолустьем еще в эпоху цезарей, так ею и осталась, и никто, наверное, о ней вообще ничего не знал бы, не родись однажды у адвоката Карло Буонапарте из Аяччо бойкий сынишка, весьма преуспевший в покорении Парижа. С тех пор каждый тамошний папа Карло мнит себя, по меньшей мере, основоположником династии.

Сын юриста и другие

По общему мнению корсиканцев, не покинь юный Наполеон родину, он со временем мог бы стать даже секретарем местной ассамблеи. А вот вспоминать, что паренька попросту затравили и прогнали, не любят. Впрочем, предкам было не до педагогики. Когда в 1769 году обнищавшая Генуя сбыла Франции никчемный, населенный козами и контрабандистами, остров, аборигены, смекнув, что сия рокировка чревата явлением полиции и прочей цивилизации, устроили «чужакам с материка» нечто вроде джихада. В итоге французы плюнули на сомнительное приобретение, а островитяне стали жить сами по себе. Императора-земляка они, однако, признали. А позже и Бурбонов, при условии, что Лувр не станет лезть в загадочную корсиканскую душу, которая, безусловно, не французская, скорее уж итальянская. Но тоже не совсем.

С тех пор и по сей день островитяне жили по своим понятиям, повинуясь только вождям кланов, именуемых «старцами» (что-то вроде сицилийских донов), а те в угоду новым веяниям оформляли свою власть вполне законно, неуклонно и честно выигрывая выборы. Большие города, Бастия и Аяччо, по вековой традиции враждовали, но кровь старались не проливать, поскольку с вендеттой не шутят. Самым почетным из занятий считалась контрабанда, процветал и рэкет, считавшийся, впрочем, отнюдь не преступлением, а благородным взиманием дани. А вот сепаратизм угас, и это вполне устраивало парижских королей и президентов.

В общем, прозвище «черная дыра Франции» — не оскорбление, а всего лишь констатация факта. Уровень безработицы там втрое выше, чем «на материке», почтение к «старцам» — высший закон, а оружие считается элементом национального наряда. В принципе, этот отсталый, лишь географически относящийся к Европе, закоулок мог бы стать гнездом терроризма, мало чем уступающим Чечне или Косову. Но, к счастью, Корсика — очень «закрытый» уголок. Там нет перенаселения, выталкивающего юнцов на поиски счастья, безработных подкармливают родичи, а относительная «старомодность» нравов мешает корсиканским бандитам претендовать на ведущие места в международном наркотрафике и сотрудничать с «гуманитарными» исламскими фондами, щедро помогающими всякой твари, готовой хоть как-то дестабилизировать обстановку на планете — от ольстерских ультра до непальских маоистов.

Нет, конечно, молодежь бунтует. Но чтобы сломать власть традиций, нужно быть хотя бы Наполеоном, а Наполеоны рождаются не часто. Даже на Корсике. Поскольку же силушка бурлит, а против собственных кланов особо не повоюешь, на острове вновь вошла в моду, казалось бы, напрочь забытая «борьба за независимость».

Превратности национального метода

В начале 70-х годов прошлого века, когда «сердитые молодые люди» ставили на уши всю Европу, на Корсике появились с десяток «освободительных» групп, постепенно оформившиеся в две организации — «Националистическое действие» и «Движение за самоопределение». Сами по себе вполне легальные, они, подобно ольстерской «Шин фейн» или баскской «Батасуне», на деле являлись всего лишь политической крышей «Фронта национального освобождения Корсики».

С тех пор жизнь бьет ключом. Что-то постоянно взлетает на воздух. То дома, принадлежащие французам, то почта, телеграф, телефонная станция. Правда, как правило, ночью и без жертв (никому не хочется иметь кровников). Но без крови обходится не всегда. Особенно шумно бывает накануне приезда уважаемых гостей с материка. Причем чем важнее визитер, тем сильнее канонада. Например, в минувшем октябре министра внутренних дел Николя Саркози встретили «салютом» аж из пятнадцати крупных взрывов.

И так без конца.

Власти Республики, предельно воинственные на словах, жестких мер всяко старались избегать, пытаясь умиротворить сепаратистов уступками и поблажками, в крайнем же случае апеллируя к «донам», вполне способным по-свойски приструнить чересчур заигравшихся детишек. Возможно, такая тактика была избрана Парижем потому, что в 70-х годах еще не забылись уроки Алжирской войны, где насилие себя не оправдало. Однажды, правда, когда особо буйные головы решили, что пришло время захватывать города и возглашать независимость, на остров были таки введены войска, но инцидент довольно быстро иссяк.

Время от времени, однако, в глухих уголках острова находят тела видных сепаратистов без каких бы то ни было признаков жизни. Только за четыре последних года погибли не менее двадцати «капо», в том числе такие знаковые фигуры, как Шарль Сантони, Жан-Мишель Росси, Жан-Клод Фратаччи и Франсуа Росси, расстрелянные средь бела дня, в присутствии десятков, а то и сотен свидетелей. И никаких следов. Официальная версия — «криминальные разборки», но это объяснение далеко не исчерпывающее, поскольку есть среди погибших и romanticci, как именуют на острове боевиков, не связанных с уголовщиной.

Посему трудно понять, откуда растут ноги.

Месть кого-то из родственников пострадавших в терактах? Мафиозные стычки? Казнь по приговору сепаратистов, осуждавших криминализацию благородного дела борьбы за свободу? Наказание тем, кто чересчур заигрался в политику, нарушив сложившиеся за два века правила игры? Или «политическое устранение» по указанию местных «старцев», озабоченных ростом террора, но не желающих выдавать чужакам «своих парней»?

Бог весть. Эксперты не исключают ни одного варианта.

Пинг-понг без антракта

На фоне этого вулкана страстей Париж пытался, нейтрализовав «экстремистов», хоть как-то включить «мирных сепаратистов» в политический процесс — хотя бы и ценой болезненных уступок. Когда в марте 1982 года, лет через семь лет после появления бомбистов, во Франции приняли Закон о децентрализации, центр был особенно щедр с Корсикой. Она обрела статус «особой административной единицы», собственные органы законодательной и исполнительной власти, а также дополнительное финансирование для решения вековых экономических, социальных и гуманитарных проблем. Позже появились законы, расширившие полномочия местных властей настолько, что согласие региональной ассамблеи стало обязательным для принятия столицей любых решений, хоть сколько-то относящихся к острову.

Это уже означало фактическую автономию, ничуть не уступающую автономии Страны Басков в Испании. Но даже такие уступки националисты сочли «полумерами», требуя большего, и летом 2000 года грубым шантажом вынудили находившихся тогда у власти социалистов пойти на прямые переговоры. Был заключен пакт об «ограниченном суверенитете», согласно которому к середине 2004-го ассамблея Корсики должна получить право «адаптировать законы с учетом корсиканской специфики». А также и «не отчитываться по поводу денег, выделяемых из бюджета на нужды острова». Комментарии излишни.

Взамен островные власти обязались «обуздать терроризм». Но как-то не очень уверенно, без гарантий. «Фронтисты» же объявили, что «правительство опять умышляет отделаться полумерами», и потому борьба непременно будет продолжена.

Понемногу в Париже что-то начали понимать. Даже тогдашние министры-социалисты заговорили о том, что премьер Жоспен неправ, заискивая перед взрывниками, ибо результатом «политики примирения» боевиков может стать «балканизация» Западной Европы. А группа виднейших юристов Франции публично заявила, что наделение Корсики особыми правами, противореча конституционному принципу равенства, создаст прецедент для сепаратистов из других регионов. И как напророчил: радикальные националисты из Французской Басконии, Бретани и Савойи тотчас потребовали для своих исторических областей такого же статуса.

Вот тогда-то, убедившись, что беседовать с островной элитой бесполезно, правительство решилось на отчаянный шаг — провести референдум, обратившись напрямую к «низам».

Глас народа

Стремясь, пусть и с опозданием на два века, юридически закрепить принадлежность острова Франции, Париж предложил островитянам одобрить слияние «исторических» департаментов — Северного и Южного — в один и замену мажоритарной системы голосования на местных выборах пропорциональной, не скрывая: лояльность будет вознаграждена по-царски — предельно широкой автономией, сравнимой со статусом Каталонии или Страны Басков.

Предполагалось, что националисты, более образованные, чем «старцы», и меньше связанные традицией, поймут свою выгоду — ведь новый закон о выборах позволит им вводить своих людей в муниципальные советы, не оглядываясь на волю кланов, и получить реальный доступ к расходованию бюджетных средств.

Однако тут-то и выяснилось, что подавляющее большинство сепаратистов... вовсе не собирается делать политическую карьеру, поскольку вполне удовлетворены традиционным status-quo, в рамках которого могут под прикрытием революционных лозунгов заниматься рэкетом, не опасаясь ни полиции, ни судебных преследований — спасибо «старцам», крепко держащим в руках волшебное колечко круговой поруки. И вовсе незачем рвать из этих рук власть — годы-то идут, «доны» уходят, и молодняк в свой черед входит в избранный круг клановых вождей, которым население доверяет куда больше, чем непонятным новациям, приходящим из ненавистного, как и века назад, Парижа.

Так что конфликта поколений не случилось.

А референдум состоялся. 7 июля. И у наблюдателей не было никаких претензий. Правда, накануне сгорело пяток домов, принадлежавших самым бойким пропагандистам «парижского проекта», но трупов не было, а это, согласитесь, главное. Голоса же разошлись почти поровну, но все-таки «против» высказалось чуть-чуть больше, чем «за». Что и требовалось доказать.

Кто знает, может, не следовало полиции за два дня до голосования арестовывать Ивана Колонну, которого в народе считают кем-то вроде Робин Гуда. Его, пять лет назад средь бела дня убившего Клода Эриньяка, префекта Корсики, искали долго и безуспешно, хотя было ясно, что местным властям отлично известен его схрон. Вполне возможно, арест популярного боевика подвигнул многих, собиравшихся сказать «да», передумать. Просто чтобы насолить «чужакам». Но вот кто и зачем так вовремя сдал его — остается лишь гадать.

А спустя неделю, 14 июля, аккурат в День взятия Бастилии, на почте в городке Фолелли опять рвануло. Ибо что было, то и будет, и нет ничего нового под солнцем. Хотя Екклесиаст вряд ли имел в виду Корсику, о которой Бонапарт сказал: «Когда меня выгнали оттуда, я полагал, что жизнь кончена. Но какое счастье, что меня оттуда выгнали!»

Опубликовано в газете "Вести"

< < К списку статей < < > > К следующей статье > >