Лев Вершинин

Требуются монголы!

	«Догматы и принципы этого учения можно лишь описать, но не сформулировать, так как основным его принципом была ложь»
	Л. Гумилев

Кого Бог хочет наказать, того он лишает не только разума, но и памяти. О жертвах терактов в Мадриде сегодня вспоминают разве что скорбящие родственники, но поза, спешно принятая в те дни матадорами, вполне удовлетворила быка. И бык продолжает в том же духе. Взятие и убийство заложников, осужденное всеми конвенциями, уже воспринимается как легитимный способ ведения войны. С бандитами ведут переговоры, раз за разом давая им понять, что их действия разумны и верны, ибо коалиция трещит по швам. Вслед за испанцами намылили лыжи из Ирака гондурасцы и сальвадорцы. Бегут филиппинцы, еще не понимающие, что, спасая несчастного водителя, подбрасывают дровишки в огонь мятежа на юге их собственной страны.

Смуглые ребята в масках деловито режут болгар. Шантажируют корейцев. И – развивая несомненный успех - переносят оправдавшую себя стратегию на поле противника. Первыми, как водится, пострадали галутные евреи: молодой араб покалечил Моисея – работы Микеланджело, мирно стоящего на одной из венецианских площадей. Пояснив стражам порядка, что «сионистам нечего делать на мусульманской земле». А вскоре после цветочков созрели и ягодки. С неделю назад на одном из арабских веб-сайтов опубликовано (по-арабски и по-итальянски) воззвание неких «Бригад Абу Хафиза аль-Масри», одного из филиалов «Аль-Каеды». Италии в приказном порядке предложено вывести войска из Ирака и прекратить «раболепствовать» перед Америкой и поменять премьер-министра. Указаны и санкции за неисполнение: «Если же вы не избавитесь от никчемного Берлускони, мы на самом деле сожжем Италию… Мы используем нетрадиционное оружие, которое приведет к величайшей катастрофе… Не забывайте, мы уже среди вас!». И уже мало кто сомневается в том, что накануне выборов в США будет сделана попытка развернуть ситуацию по-испански, вынудив напуганную массу обывателей голосовать так, как желательно восточным людям, нашедшим правильный подход к обществу развитой демократии.

Может быть, тот факт, что события покатились лавиной именно сейчас, в середине июля, сугубая случайность. Но случайность, как известно, есть неосознанная закономерность, которую, если напрячь извилины и не побояться поглядеть правде в глаза, можно осознать. Ультиматум итальянцам предъявлен в день рождения некоего Хасана ас-Сабаха. Давно уже почившего, но вполне заслужившего того, чтобы вспомнить о нем сегодня.

Ибо потеря разума начинается с потери памяти.

В царство свободы дорогу…

Раскол исламской уммы на суннитов («почитающих предание») и шиитов (последователей «шиа’Али»), как известно, оформился в VII веке. Причина склоки была элементарно проста: далеко не всем «правоверным» пришлось по нраву, что обещанное Пророком всеобщее равенство на деле обернулось все той же, что и раньше, властью «лучших людей». На самом деле иначе, конечно, и быть не могло (ибо «все звери равны, но некоторые равнее других»), однако смириться с этим во все времена нелегко. А потому масса униженных и оскорбленных, увидев причину беды в том, что наследие Мухаммеда захвачено корыстными людьми, лишенными благодати Божьей, каковая (так, во всяком случае, представлялось недовольным) передается по наследству в роду избранника Аллаха, сплотилась вокруг Али, двоюродного брата и зятя Мухаммеда, а затем и его наследников. Резня случилась знатная, однако со временем все более или менее устаканилось, зоны влияния были поделены. Шииты взяли под контроль Иран, сунниты – всю остальную территорию Халифата. Идеологические разногласия, казалось, утратили остроту. Но только на первый взгляд. Ибо достаточно быстро выяснилось, что и наследники Али – тоже люди, ничем не лучше других, и царства Божьего на Земле построить то ли не могут, то ли не хотят. Скорее - именно не хотят, поскольку для потомков самого Пророка, как полагали простые люди, невозможного нет. А раз не хотят, значит, скурвились, предали чистоту идеи и подлежат устранению. По такой уважительной причине в середине VIII века случился новый раскол, на сей раз уже в рядах самих шиитов. Очередное поколение искателей справедливости, возмущенное коррупцией в высших эшелонах, отказалось признать завещание шестого имама Джафара ас-Садика, передавшего власть младшему сыну Мусе аль-Казиму в обход старшего, Исмаила. Что заставило почтенного старца поступить именно так, неизвестно. Возможно, ситуация стала итогом придворных интриг, а может, Мусу старик просто любил больше. Однако в глазах «голодных и рабов» лишенный наследства первенец, как и следовало ждать, оказался очередным п

равдоискателем, пострадавшим от козней врагов народа. Самые жестоковыйные из «исмаилитов» ушли в подполье – бороться до победного конца - и довольно скоро создали весьма разветвленную тайную сеть сторонников.

Толкуя тексты Корана, бродячие проповедники умело смущали умы слушателей, разжигая их любопытство неприметными намеками и оговорками, обыгрывая несоответствие поведения светских властей и официального духовенства заветам Пророка и раз за разом повторяя, что «по сему поводу исмаилиты полагают…», однако отказываясь сообщать что-либо еще, пока собеседник не согласится войти в их ряды. Опровергнуть их аргументы было очень трудно, ибо практика (реальная жизнь) и впрямь редко соответствует теории (государственной пропаганде), да к тому же они располагали обстоятельными досье на множество власть имущих и охотно делились «жареными фактами» с аудиторией, тонко добавляя к правде искусную ложь. Греха в этом, с их точки зрения, не было, поскольку с точки зрения стихийной диалектики, которой миссионеры владели в совершенстве, оболгать лжеца – не грех. Так что нет ничего странного в том, что к ним присоединялись самые разные люди. И по самым разным причинам. Правоведов и богословов из числа «неприкормленных» соблазняла стройная логика аргументов. Интеллектуалы «заболевали» мистичностью их учения. Феодалам «на местах» пришлась по сердцу возможность расшатать вышестоящие престолы и под сурдинку наловить рыбки в мутной воде. Ну, а беднота с восторгом восприняла идею борьбы с «неправедной и потому несправедливой» властью, как первого и главного долга мусульманина. Так что с кадрами проблем не было. В начале Х века им удалось даже захватить Египет. А потом бумеранг прилетел обратно.

Самый человечный человек

Вне зависимости от чаяний «отцов-основателей», исмаилитский халифат Фатимидов, оказавшийся отнюдь не волшебной страной «правды Пророка», а все тем же, как сказал бы Маркс, «аппаратом насилия», очень скоро затрещал по тем же швам, по которым расползлась за два века до того единая шиитская община. В 1094 году, когда халиф аль-Мустансир лишил права наследования своего старшего сына Низара (парня чересчур идейного, что очень не нравилось папиным вельможам), в Каире начались волнения. Но спецслужбы среагировали мгновенно, так что диссидентам-«низаритам» пришлось срочно покидать берега Нила. Но унести ноги удалось не всем, а кому повезло, в очередной раз предались размышлениям на вечную тему: почему опять хотели, как лучше, а получилось, как всегда, и что, в конце концов, делать. И вполне закономерно, что появление человека, уверенного в том, что знает, «как исправить безобразия этого мира», было встречено с восторгом. Впрочем, человек этот и впрямь был персоной неординарной.

Хасан ас-Саббах, перс с едва заметными арабскими корнями, родился в середине июля 1050 года в городе Кум, там, где спустя века увидел свет и аятолла Хомейни. Ему было 22 года, когда парня, озабоченного поиском смысла жизни, приметил глава исмаилитов Персии - и не ошибся: протеже оказался блестящим оратором и гением подпольной работы. Он быстро завоевал авторитет в тайной сети, затем сколотил собственную группировку, и в 1094 году хитростью захватил крепость Аламут в горах Эльбурс на севере Ирана. Этот неприступный замок стал его ставкой, там он поселил украденного у опекунов мальчика-имама Хасана, оттуда руководил прочими опорными базами секты в горах Сирии, Ирана, Ливана и Ирака.

Отныне он – уже не один из многих шейхов, а Старец горы. Хранитель высшей истины, чья воля должна быть исполнена любыми средствами. Эта аксиома не подлежала сомнению, но сомневающихся почти не было; колоссальный магнетизм личности «старца» и его абсолютная уверенность подавляли. Он был бессердечно строг и безукоризненно справедлив. Даже злейшие враги признавали, что Хасан «жил, как аскет, строго соблюдая законы». Своего первенца он велел казнить, застав юношу за распитием вина, другого сына осудил на смерть, заподозрив, что тот причастен к «несанкционированному» убийству. Зато паства, видя такие дела, проникалась верой, что отдать жизнь во имя Старца - величайшее счастье, доступное лишь избранным, а Хасан еще и регулярно подкреплял их веру, давая лучшим ученикам шанс еще при жизни побывать в раю.

Рассказ о юношах, перенесенных в дивный сад с винными ручьями и томными гуриями, известен многим. Но историк Абдель Рахман из Дамаска в труде «Искусство лжи» поведал кое-что еще. Скажем, в главном зале Аламута была яма, куда помещали человека, накануне осужденного на смерть; видны были только голова и шея, вокруг которой смыкались половинки золотого блюда, обильно политого кровью. В зал вводили учеников, и «мертвая голова» бойко расписывала красоты и прелести рая. «Я ненадолго оживил её, - объяснял Старец, - чтобы вы, знавшие его при жизни, убедились, как он счастлив ныне. По воле Пророка верных слуг Аллаха, даже если в чем-то они и провинились, ждет рай. Докажите делом свою преданность, и вас ожидает такая же счастливая участь». Затем ученики уходили, а главному герою (игравшему свою роль в полном понимании того, что его ждет) отсекали голову и выставляли ее на всеобщее обозрение, дабы рассеять всякие сомнения. После таких фокусов многие «избранные» пытались покончить с собой, и шейху пришлось разъяснить, что самовольники попадут не в рай, а совсем наоборот.

Судя по всему, Хасан полагал Коран не догмой, а руководством к действию и плевать хотел на правоверных мулл, клеймящих его как богохульника. Он и сам не отрицал, что «наши мысли и речи противны религии», и даже публично объявил об отмене шариата, причем сделал это в первый день рамадана. Если же среди критиков появлялся какой-либо особо авторитетный шейх, чья фетва могла представлять для «старца» опасность, рот ему затыкали быстро и навсегда.

Андерграунд

Желающих войти в рай кратчайшей дорогой было много. Но отбирались только самые крепкие, отчаянные и проверенные. Предпочтение отдавалось тем, кто вырос в замке, например, подобранным сиротам, хотя часто детей покупали у нищих родителей. Дав клятву, подросток начинал обучение. Пища была скудна, вина - никакого, дисциплина царила железная, основанная на сквозных доносах и жесточайшей иерархии. Лазики («послушники») обязаны были слепо повиноваться приказам даи («миссионеров»), носителям идей старца и главам местных ячеек, а те - рафикам («друзьям») из ближнего круга. Особой кастой были фидаи-смертники. Одетые в белые одежды с красным поясом, они обучались языкам, искусству грима и перевоплощения, а также, разумеется, всевозможным способам убийства (хотя лучшим, «фирменным» оружием считался отравленный кинжал). Статус их было подчеркнуто почетным, хотя подросткам, проявившим смекалку и признаки ораторского дара, путь в герои был закрыт; «Старец» здраво полагал, что кадры решают все, и не собирался колоть орехи микроскопами.

«Слепая преданность его учеников и их готовность отправиться в самую отдаленную область и рисковать своей жизнью помогала ему уничтожить любого противника», — писал Стивен Рэнсимен в «Истории крестовых походов», а разработанный старцем принцип такийя – благоразумного скрывания своих религиозных убеждений – делал разоблачение практически невозможным; по указанию куратора, который был фактически обожествлен, как «отсвет Аллаха» на грешной земле, в обращении с суннитом фидаи вел себя, как суннит, при беседе с шиитом опирался на общность взглядов, в кругу христиан выдавал себя за выкреста, мог быть своим и в кругу евреев. Получив задание, группа – фидаи и его куратор – отправлялись в путь без права на неудачу, хотя бы охота и заняла годы. Спастись обреченный не мог, даже обезвредив ликвидаторов. Имея огромную сеть агентов как в хижинах, так и во дворцах, Хасан прекрасно знал, что происходит в высших сферах Исфахана, Балха, Самарканда и Бухары, и на смену неудачникам шли новые посланцы, под еще лучшим «прикрытием». Они лжесвидетельствовали, лгали, льстили, проникали в свиту будущей жертвы, завоевывали ее доверие и, выждав удобный случай, убивали. А затем сдавались, не пытаясь ни бежать, ни покончить с собой, ибо презрение боевика к мучениям тоже входило в программу устрашения врагов; убить себя при аресте, чтобы никого не выдать под пытками, разрешалось только даи.

Работа фидаи поражала воображение, но не только она выделяла организацию Хасана из тогдашнего моря фанатичных сект. Жуткое государство без границ, зато с населением в 60 тысяч биороботов, прячущихся в норах по всему Ближнему Востоку, казалось чем-то не от мира сего, настолько безошибочно оно было обустроено. Деревни, расположенные вокруг их замков, ассасины заботливо опекали, их жителей, даже не исмаилитов, всячески защищали, не взимая никаких налогов. Деньги добывали банальным рэкетом, собирая с обывателей – от Каира до Шираза - дань в обмен на несгоревший дом, неукраденного ребенка, невыколотый глаз. Впрочем, для поддержания нужного имиджа то там, то здесь изредка проводились акции устрашения, и тогда резали кого попало, главным образом случайных прохожих. Однако резать простой люд в те темные времена считалось неэффективным. Зато после первого «целевого» убийства Хасан велел выбить на памятной таблице имена первого наказанного и первого шахида, некоего Бу Таира Аррани. Всего же к концу его жизни там значилось полсотни имен, среди них три халифа, шесть визирей, вельможи, муллы, два государя «франков» - князь Раймонд I Триполийский и маркиз Конрад Монферратский, регент Иерусалимского королевства…

Но все кончается. В начале 1124 года Хасан ас-Сабах тяжело заболел «и в ночь на 23 мая, - ликует историк Джувейни, - рухнул в пламя Аллаха и скрылся в Его аду». Вернее, просто умер, в сознании и в твердом убеждении, что вершил правое дело…

Меры пресечения

С ассасинами, конечно, пытались бороться. От Марокко до Дели секта была объявлена вне закона. Соглядатаи бродили по улицам, ловили слухи в харчевнях, сторожили у городских ворот, врывались с обыском в дома. Напуганные обыватели линчевали на улицах всех сколько-то подозрительных, а взятых с поличным истребляли власти. Но попадалась, как правило, мелкая рыбешка; резиденты-даи успевали скрыться. Время от времени шахи и султаны, собрав войска, осаждали замки «горных людей» и, если удача им улыбалась, стирали их с лица земли, вырезая всех мужчин, а женщин и детей продавая в рабство. Но кончалось все одинаково: в глубоком тылу загорались города, обрушивались плотины, в столицах начинали пропадать дети вельмож, и осаждающие уходили восвояси, выплатив очередному имаму компенсацию за причиненные неудобства. Даже великий Саладин, победитель крестоносцев, с позором ушел из-под Аламута, однажды поутру обнаружив в своей постели кинжал и записку: «Мы могли».

«Я не в силах понять, что следует делать, - писал египетский султан аль-Адиль магистру иоаннитов. – Чтобы уничтожить это зло, следует поступать с ними так, как они поступают с людьми, но Аллах свидетель тому, это совершенно невозможно; ни Пророк, да благословит Его Аллах и приветствует, ни Иса, чье имя чтите Вы, мой благородный брат, не простят нас, если за провинности немногих пострадает множество невинных и непричастных».

Ближний Восток ходил ходуном, грозя рухнуть. Однако Старца уже не было, а имам Хасан ибн Низар отличался разве что непомерными амбициями (он объявил себя Богом). Сын же его Мухаммед стилем жизни уже мало отличался от обычного князька. Идейные убийцы, измельчав, выродились в боссов мафии, продающих услуги своих киллеров всем желающим, вне зависимости от вероисповедания: например, в 1229 году некий Фируз, претендент на трон Алеппо, заказал им устранение своего старшего брата Махмуд, а в 1240-м по заказу Фридриха Ш посланцы имама «исполнили» герцога Леопольда Баварского. Однако все это творилось за стенами Аламута, а туда с начала XIII века не было хода простым смертным. «На низах» же, ни о чем не подозревавших, все шло своим чередом. Мир голодных и рабов, как всегда, жил верой в высшую справедливость, и потому «школы смертников», как встарь, выпускали в мир все новых и новых фидаи.

Аламут пережил державу Сельджукидов, устоял в борьбе с Хорезмом.

А потом пришли монголы.

Простые ребята, они почитали Синее Небо, но на всякий случай уважали и Мухаммеда, и Ису, но в этических императивах культурного мира разбирались плохо. В связи с чем право убивать людей признавали только за государством, а на попытки шантажа реагировали быстро и непропорционально. Так что «горные люди» получили на полную катушку. Войска Хулагу-хана, внука Чингисхана, срыли деревни на день пешего пути во все стороны от замков, взяв штурмом около ста крепостей, и, не разбираясь, кто есть кто, уничтожили сорок пять тысяч пленных. Не удалось спастись ни одному рафику, а имам Рукн ад-дин, захваченный живым на руинах Аламута, купил легкую смерть, сдав всю сеть даи. «По воле Аллаха, мир, едва не погубленный добротой просвещенных владык, спасен рукой варваров, - радостно возвестил интеллектуал Джувейни, - от исчадия зла и его племени не осталось и следа!».

Ждите мастера

Строго говоря, он ошибся. Одного из младших сыновей последнего Старца верные люди сумели, засунув в заплечный мешок, вывезти и укрыть в надежном месте. Но последствия стресса пошли на пользу и мальчику, и его уцелевшей пастве, и всему человечеству. С той поры и по сей день исмаилиты-низариты по уши ушли в постижение мистических глубин, политики чураются, как чумы, правящая ими династия Ага-Ханов (прямых потомков того самого младенца в рюкзаке) из поколения в поколение поставляет всемирному истеблишменту эстетов, увлеченных активной благотворительностью, а грезящие раем без очереди ликвидаторы в белых одеждах, казалось, ушли в область преданий, подобно индийским тугам-душителям и японским ниндзя.

Однако природа не терпит пустоты. Если лет пятнадцать назад авторы «Энциклопедии Бертельсмана» удивленно отметили, что «ряд военизированных подпольных групп в исламских странах, воюющих с «неверными», считают себя наследниками средневековых ассасинов», то сегодня это объективная реальность, данная нам в ощущениях. Сотни тысяч «кротов», выгнанных из нор новой волной Великого переселения народов, обитают среди ненавистных неверных, живут жизнью обычных граждан, заваливая суды жалобами на «расизм» - и ждут. А в «час Х» исполняют свой долг. Причем, в отличие от посланцев ас-Саббаха (резавших в основном элиту, ибо от народа тогда ничего не зависело), бьют по толпе, формируя «общественное мнение».

Исправить их нельзя. Убедить невозможно. Пугать бессмысленно. Так что, похоже, остается лишь надежда на Того, кто однажды вмешался, послав на помощь «просвещенному человечеству», едва не погубленному «добротой просвещенных владык», косматых воинов великого хана.

Будем ждать.

Опубликовано в газете "Вести"

< < К списку статей < < Обсуждение > > К следующей статье > >